Файл 732-f. Трагедия и его напарник.

… находился в палате один. Верхний свет был потушен, но лампа в изголовье кровати горела, подчеркивая глубокие тени вокруг его глаз и ярко освещая впалые щеки.

Смерть таилась в тенях на его лице, ожидая подходящего момента.

Я быстро зажгла верхний свет и заметила, как большинство теней отступило под напором резкого освещения. Но не все. Некоторые были слишком большими и продолжали угрожающе нависать над ним, не желая сдаваться.

Его худое тело лежало на боку, лицом к двери, под спину подложена единственная подушка. Безостановочно дрожавшие веки были приподняты ровно настолько, чтобы стали видны глаза, бесцельно вращающиеся из стороны в сторону и вверх-вниз.

Господи, как он бледен. Слишком бледен… Бедняга. И этот выразительный угловатый подбородок, и прекрасная линия рта… какая потеря…

Опомнившись, я отвернулась, не желая, чтобы его лицо стало слишком реальным. Если я позволю себе увидеть его как реального человека, я всё приму слишком близко к сердцу - и начну надеяться.

"Такие пациенты редко приходят в себя."

Часы за спиной напомнили мне, что у меня еще много других дел. Предстоит пройти много миль, прежде чем я смогу сесть и отдохнуть. У меня нет времени на надежду.

Я сделала шаг к постели с неохотой боящегося высоты человека, которому нужно подойти к краю Большого Каньона. Секундой позже тело забилось в судорогах. Глаза широко открылись…

Зелено-карие. Того же оттенка. Той же формы.

… и закатились. Уголки верхней губы приподнялись, и нетренированному глазу могло показаться, что он ухмыляется.

Кардиологический монитор, восприняв судорожную мускульную активность как смертельный ритм, подал сигнал тревоги, к которому присоединилось пронзительное попискивание аппарата искусственного дыхания. Я поспешила убедиться, что зажим кислородной трубки находится на месте - между его зубами. Повредить эту трубку, подававшую кислород в его легкие, ему было совсем ни к чему.

Вытащив отвод из-под подушки, я подобрала слюну, текшую по его подбородку на больничную сорочку. Его шея и лицо побагровели. Он попытался выплюнуть кислородную трубку и чуть не подавился. Я порадовалась, что хотя бы этот рефлекс у него остался. Немного, но все-таки хоть что-то.

Но до какого предела? Чтобы он мог влачить жалкое существование овоща, который способен кашлять?

Я подождала, пока судорога пройдет, пощупала пульс - нитевидный и слабый под тонкой кожей - и проверила три внутривенных трубки на предмет обнаружения каких-либо повреждений или инфекции. Мне пришлось прищуриться, чтобы прочитать наклейки на всех семи капельницах, которые висели на металлических подставках, стоявших, словно часовые, вокруг его кровати. Судя по настенным часам, судорога продолжалась минуту.